Также возможно, что был использован прием особого магического «освобождения». На песке или на земле чертят определенные магические диаграммы, над ними проводят пациента, и он излечивается, потому что злой дух, наведший болезнь, не может вынести прохождения над сакральными знаками. Для того же делают и защитные татуировки.
Снисходительность Иисуса к неверным женам и блудницам объясняется тем, что в его родословной много таких.
Прежде всего это Фамарь, которая в Книге Бытия (37:12-19) отдалась своему свекру, не узнавшему ее, на перекрестке дорог, чтобы потом принудить его жениться на ней. Далее — Раав, профессиональная проститутка из Иерихона, которая прячет шпионов, посланных Иисусом Навином, перед разрушением города и тем самым спасает свою жизнь. Потом она выйдет замуж за Салмона, сына Наассона, князя Иудеи, и станет матерью Вооза (Нав., 2:1-6:24; Матф., 1:5). Далее — Руфь, супруга Махлона, потом жена Вооза, по происхождению моавитянка, то есть женщина из племени, возникшего в результате инцеста между пьяным Лотом и двумя его дочерьми, — такое происхождение должно было бы закрыть Руфи доступ в традиционалистскую иудейскую семью (Руф., 1:4, 2:2, 3:9, 4:5; Матф., 1:5). Наконец, Вирсавия, жена Урии, военачальника Давида, которого этот царь велел убить, чтобы оставить себе его жену, что не вызвало протеста со стороны последней. От этого адюльтера родился Соломон (2 Цар., 11; Матф., 1:6).
Наконец, похоже, как ученики, так и сам Иисус не мог исцелить всех, кто обращался к нему:
«Когда же Иисус был в Вифании, в доме Симона прокаженного, приступила к нему женщина с алавастровым сосудом... » (Матф., 26:6).
А ведь это жилище его друга Лазаря, брата Марфы и Марии, которые неизменно давали ему пристанище, когда он бывал в Иерусалиме1. И означенный Симон — все еще прокаженный2.
Эпизод вызова Моисея и Илии на горе Фавор — главное перепутье в жизни Иисуса. До тех пор он был, после своего отца Иуды из Гамалы, законным претендентом на царский трон Давида. Его ученики, друзья, братья «по плоти» иногда называли его «господи» (айопаг), потому что он был им господином. Во всех государствах Ближнего Востока в то время и веками это слово было равнозначно слову «сир» в средневековой Европе. Публично супруга короля называет его «мой дорогой сеньор» или «сир».
Но после этой странной церемонии, проведенной в присутствии Петра, Иакова и Иоанна (они же будут сопровождать его на церемонию в Гефсимании), он будет уже не тем. Видимо, он один понял, что политическое, земное мессианство бесперспективно. В планы провидения не входит возвращение потомков Давида ни на какой престол. После этого вызова духов в нем поселилось нечто, им овладело некое высшее существо, которое отныне будет его использовать для переустройства мира. Для него оно носило имя Илии. Что удивительного? Он знал только собственную национальную мифологию. Для легионов, марширующих впереди своих армий, это существо уже веками носило другое имя: Митра.
Этот феномен психической «одержимости» Иисус в полной мере сознавал. Отсюда его трезвая фраза, обращенная к Симону Зелоту, его брату «по плоти» и законному наследнику по праву первородства, относившаяся к тому времени, когда его, Иисуса, не будет:
«Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состареешь-ся, то прострешь руки свои, и другой препояшет тебя и поведет, куда не хочешь» (Иоан., 21:18).
И на Голгофе, прибитый к позорному кресту, он снова обратится к Илии:
«А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани?» (Матф., 27:46).
Безымянные писцы, составившие подложные Евангелия, всегда это переводили так: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Матф., 27:46). Но иудеи, присутствовавшие при распятии, не ошибались, говоря: «Илию зовет он»
(Матф., 27:47).
Некоторые экзегеты и лингвисты, специалисты по мертвым языкам, сочли, что это финикийская фраза и означает: «Господи! Господи! Тьма... тьма...», что может объясняться постепенным угасанием зрения умирающего или появлением перед его взором в медиумическом состоянии, вызванном последними мгновениями, страшных образов, которые описаны в тибетской «Книге мертвых» или в апокрифе «Книга плотника Иосифа» и представляют собой не более чем внутренние фан-тазмы, вышедшие из подсознания умирающего.
Оставим ответственность за этот перевод на них, потому что, по нашему мнению и как скоро станет ясно, эти последние слова имели совсем другое значение.
назад далее