С другой стороны, Матфей, Марк и Лука пишут, что рим­ские солдаты потребовали от некоего Симона Киринеянина нести крест, потому что Иисус, будучи слишком слабым, не мог его держать. А Иоанну (19:17) ничего не известно о суще­ствовании Симона Киринеянина. Он, присутствовавший там, что он подчеркивает (19:26), видел, как Иисус, «неся крест Свой... вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Гол­гофа» (Иоан., 19:17). Но, как мы выяснили, носили только пе­рекладину, а не вертикальный столб.

Впрочем, этот столб был не очень высоким — ступни жерт­вы обычно находились сантиметрах в тридцати над землей. Как правило, крест имел Т-образную форму (форму греческой буквы «тау»): на верхушке вертикального столба делали шип, на который насаживали поперечную перекладину с пазом по­средине.

Значит, приходится предположить, что табличку, объясня­ющую причину казни, часто прибивали за головой осужден­ного, потому что выше крест не продолжался.

Когда одновременно совершалось много распятий, вместо положенных виселичных крестов использовали разветвлен­ные деревья, и жертву прибивали уже не к букве Т (тау), а к букве У (игрек).

Если, вернувшись к официальному представлению о том, что Иисус был распят на Голгофе, мы рассмотрим это место в свете археологических открытий, нам придется констатиро­вать, что его выбор служит еще худшую службу официально­му образу Иисуса, чем вариант с его распятием на Масличной горе.

Прежде всего отметим, что в 1968 году к северу от Иеруса­лима нашли скелет распятого, зарытый прямо в землю, и кос­ти правой стопы еще были пробиты гвоздем.

Но археологи, изучающие почву Святой земли, бывают редставителями христианских конфессий, в основном проте­стантской или католической, и редко — иудеями. Легко дога­даться, какой вывод был сделан из этого открытия: об этой эксгумации прежде всего благоразумно умолчали. Но чего же опасались? Никогда никто не говорил, что Иисуса распяли к северу от Святого города. Споры идут лишь о том, распя­ли его на Голгофе или же на Масличной горе. А в окрестно­стях Иерусалима были распяты тысячи только в ходе последней осады Святого города.

К тому же при выборе Масличной горы благодаря близо­сти официального (и ритуального) иудейского кладбища, определенной снисходительности Пилата к осужденному цар­ского рода становится вероятным погребение Иисуса в досто­йной могиле, принадлежала ли она загадочному Иосифу Аримафейскому или нет.

Но при выборе Голгофы это не только невозможно, пото­му что никакого ритуального иудейского кладбища побли­зости нет, но и вообще все гораздо хуже.

Действительно, недавние раскопки в этом секторе обнару­жили:

а) печи для кремации, очевидно предназначенные для гре­ков и римлян, желавших, чтобы их прах вернулся на родину в традиционной погребальной урне, то есть сторонников по­смертной кремации, которую иудеи презирали;

б) ямы для костей, которые могут быть лишь классиче­скими братскими могилами для местных евреев либо аналога­ми «fossa infamia», позорной ямы, предназначенной для трупов евреев, приговоренных к смерти. В самом деле, если римляне довольно легко отдавали семьям тела казненных, ев­реи помещали эти тела в «позорные ямы», закрытые решет­ками. Когда крысы и шакалы полностью очищали тела от плоти и оставался только скелет, его возвращали семье.

Итак, теперь явственно возникает проблема: — либо труп Иисуса был похоронен на Голгофе, официаль­но признанном месте его казни, и в таком случае был поме­щен в «позорную яму»; о почетной могиле речи нет, и получается, что распят Иисус был как разбойник (в пись­ме к Фотину император Юлиан заявляет, что могилой Иисусу вполне заслуженно стала «позорная яма»);

— либо он был похоронен в почетной и ритуальной могиле и в таком случае распят поблизости от нее, то есть на Мас­личной горе. В таком случае всю свою объемность приобрета­ет страшная фраза из «Деяний Пилата». Он быгл арестован вместе с двумя бандитами, схваченными «с ним» и в то же время. И тогда возникает вопрос, что так называемый «во­площенный бог» мог иметь общего с такими убийцами и ворами, как Симон Петр и Иуда Искариот (его сын), и с заурядными бе­зымянными бандитами, как два этих разбойника.

Впрочем, надо отметить, что Иисус ожидал «позорного погре­бения», потому что предвидел: если римляне его схватят, он бу­дет распят. Доказательством этого служит притча о виноградарях (Лук., 20), где последние, убив слуг, посланных хозяином виноградника (то есть пророков), убивают сына хозя­ина виноградника (Иисуса, легитимного, хоть и незаконного царя) и бросают его труп за пределы виноградника, не похо­ронив его.

Похоже, под конец этой главы мы можем найти некоторые полезные уточнения относительно Гефсимании. Это слово по-древнееврейски означает «пресс для маслин». Очевидно, под подобным устройством едва ли можно укрыть и спрятать такой отряд, который сопровождал Иисуса (одни только апо­столы и ученики уже составляли почти сотню человек). Зна­чит, там есть еще что-то, и сведения об этом «чем-то» нам предоставит одно из древнейших апокрифических Евангелий. Действительно, в Евангелии от двенадцати апостолов (кото­рое Ориген считал более древним, чем Евангелие от Матфея) есть фрагмент, который д-р Ревийу, хранитель Лувра, в своем переводе привел под номером 4. Ив этом фрагменте, дошед­шем до нас в очень испорченном виде, уточняется, что в Геф-симанском саду «был дом Ирмеела, который проживал там».

На самом деле в виду имеется не Ирмеел, а Иерахмеел — это еврейское имя означает «любимый Богом» (см.: «Раввин­ский словарь» Сандера).

Несомненно, как многие французские крестьяне при не­мецкой оккупации и правительстве Виши, этот человек был тайным сторонником зелотских партизан, помогал им как мог, давал приют, прятал их и снабжал продовольствием. Но суще­ствование подобного района, где находился также пресс для маслин, объясняет, почему Пилат для его осады бросил такие силы: Когорту, то есть шесть центурий ветеранов под коман­дованием трибуна (ранг, равный консульскому), добавив к ней отряд стражников Храма соответственной численности. Оценив ее примерно в двести человек и добавив шестьсот солдат Когорты, мы получим почти восемьсот бойцов.

Кто поверит, что у подобной маленькой армии не было иной цели, кроме ареста безобидного фантазера, называющего себя «сыном Бога» и проповедующего только прощение обид и всеоб­щую любовь? Если бы у нас еще оставались сомнения, нам было бы достаточно перечитать такой отрывок из уже упомяну­того Евангелия от двенадцати апостолов, показывающего (надо полагать, совсем против воли авторов), что на самом деле меж­ду евреями и римлянами произошел бой и это сражение закон­чилось взятием в плен Иисуса, официального главы зелотского движения, которого под конец покинули его соратники:

«Пилат вспомнил... Он обратил внимание на центуриона, который стоял у ворот гробницы, и увидел, что у того лишь один глаз (ибо второй ему выбили в бою) и что он все время закрывает этот глаз рукой, чтобы не видеть света» (Еванге­лие от двенадцати апостолов. 15-й фрагмент).

Надо отметить, что центурион потерял глаз не в ип combat (каком-то бою), а в le combat (конкретном бою, известном рассказчику), и что рана была совсем свежей. Так вот, если апокрифические Евангелия можно упрекнуть в излишнем пристрастии к сверхъестественному и чудесам, то столь про­стыми и невинными деталями пренебрегать нельзя. Такое не придумывают, и присутствие подобного одноглазого в таких обстоятельствах легче представить, чем совсем слепого часо­вого, чудесным образом прозревшего в момент удара копьем в бок Иисусу. Но между обеими этими историями есть связь: вторую придумали, чтобы заставить забыть первую.


назад далее
Навигация