Он предложил совету, — который со­брался, чтобы рассмотреть требования, выдвинутые Ка-лауном после этого преступления, — выдать всех, кто в тюрьмах Акры (как в королевских, так и в орденских и венецианских) «должен умереть за свои злодеяния, и сказать, что оные и нарушили перемирие, убив подлых [в смысле незнатных] сарацин». Некоторые одобрили это, но большинство отвергло такую идею: выдать хри­стиан, даже преступников, неверным — никогда! И это­го сделано не было.

Калаун, а потом его преемник аль-Ашраф Халиль про­должили свои приготовления, скрывая свои намерения, но «Эмир Салах, адмирал [эмир], каковой был другом магистра Храма, дал знать означенному магистру, что султан во всяком случае намерен пойти осадить Акру, о чем магистр Храма дал знать всем сеньорам Акры, а они не пожелали ему верить». Лишь смерть Калауна в октябре 1290 г. дала краткую отсрочку беспечным жи­телям Акры.

Эти поступки Боже или, может быть, их излишняя демонстративность, так как, подчеркну, они не были характерными для него, вызвали скрытое недовольство внутри самого ордена. Я уже цитировал показания Жака де Моле, но среди тамплиеров, допрошенных во время процесса, об этих фактах говорили и другие. Пьер из Но-бильяка, сержант из Лиможского диоцеза, допрошенный 10 мая 1311 г., «также сказал, что оный брат Гильом во­дил большую дружбу с султаном и сарацинами, ибо ина­че ему было бы невозможно за морем выжить со своим орденом». Это благожелательное мнение. В показании Гуго де Нарсака от 8 мая того же года уже больше кри­тичности. Говоря о заблуждениях, в которых упрекали тамплиеров, он сказал, что «эти заблуждения родились за морем, где часто разговаривали с сарацинами, и Ги­льом де Боже, некогда магистр ордена, и брат Матье Дикарь, рыцарь, завязали большую дружбу с султаном и сарацинами; и оный брат Матье вел с ними разговоры, и брат Гильом содержал нескольких сарацин на жалова­нье, когда хотел; и они говорили, что делают это ряди вящей безопасности их же. Но иные это оспаривали». Гуго де Нарсак никогда не был на Востоке; он получил свои сведения из свидетельств братьев, вернувшихся с Востока, с которыми мог встречаться в годы, прошед­шие после его приема в орден в 1286 году.

Что касается Гильома Тексториса, священника ордена, допрошенного 30 марта 1311 г., он настроен откровенно критически: он «часто слышал от братьев, имен которых уже не помнит, что заблуждения, в которых ему при­знавались на исповедях, были насаждены в ордене по­сле смерти Гильома де Боже, магистра ордена, против которого тогда выражались весьма великое возмущение, недоверие и негодование».

Пользоваться этими свидетельствами надо с осторож­ностью: их сделали допрашиваемые тамплиеры, тогда как попытка самих тамплиеров защитить орден была пода­влена в мае 1310 г. благодаря тому, что 54 из них при­говорили к сожжению на костре. Им могли подсказать ответ, который во всяком случае витал в воздухе. Но если известно, что на заданный судьями вопрос о про­исхождении заблуждений, вошедших в практику ордена, тамплиеры в большинстве ответили, что ничего об этом не знают, и этим ограничились, непонятно, чего могли добиться эти три тамплиера, стараясь найти происхожде­ние или объяснение заблуждений, которые они признава­ли. Хоть и нельзя сказать, что это хорошее объяснение, но оно соотносится с реальной практикой, из-за которой выдвинули обвинения против ордена Храма, притом что она была общепринятой, и не только у тамплиеров.


назад далее
Навигация