В дни перед допросом 24 октября 1307 г., в сам этот день и на следующий, перед ареопагом, собранным забо­тами Ногаре, Жак де Моле находился несомненно в той же ситуации, что и перед Филиппом Красивым в июне 1307 г., когда сообщил ему о некоторых злоупотреблени­ях и провинностях, допускаемых орденом, и, в частности, об отпущении грехов мирянами, — провинности прости­тельной, которую, кстати, и не все теологи считают про­винностью. Но в устах Гильома де Плезиана это при­знание стало, судя по его словам, которые я цитировал в предыдущей главе, явным доказательством ереси!

Этот прием раздувания некоторых признанных про­винностей несомненно и поставил Жака де Моле с са­мого начала процесса в неудобное положение, причем именно перед братьями по ордену. Указания, которые он дважды адресовал своим братьям, если за этими утверждениями стоит какая-то реальность, объяснялись тем же. 24 октября, после его публичных признаний, обвинители получили от него письмо, адресованное всем заключенным тамплиерам и требовавшее от них признать заблуждения, которые великий магистр при­знал сам, — во имя священного принципа повиновения любого монаха своему настоятелю617.

В конце декабря 1307 г., в связи со своим появлени­ем в соборе Парижской Богоматери перед кардиналами, посланными папой, Жак де Моле якобы снова передал указания братьям, которые вместе с ним и другими са­новниками ордена должны были предстать перед предста­вителями папы. Об этом есть два свидетельства тамплие­ров, представших перед следователями и допрошенных в Пуатье в 1308 году. Согласно брату Жану из Шалона, один орденский священник, Рено, побуждал тамплиеров, чтобы спасти орден, отрекаться от прежних признаний и делал это с помощью секретного письма, опечатанного свинцовой буллой, — вероятно, рукой великого магистра. Ему удалось ознакомить с этим посланием шестьдесят тамплиеров; инструкцию якобы передал брат великого магистра, декан церкви Лангра. Другой тамплиер, так­же допрошенный в Пуатье, Жан де Фоллиако (очень веро­ятно, что это был один из «кротов», внедренных в орден Гильомом де Ногаре перед арестом тамплиеров), слышал, что «магистр ордена или кто-то им уполномоченный че­рез посредство восковых табличек — передававшихся из камеры в камеру, прежде чем войдут король и кардина­лы, — подстрекал братьев, чтобы все отрекались от сво­их признаний». На табличках не было никакого имени, что не позволяло идентифицировать автора послания, со­держание которого было следующим: «Знайте, что завтра утром в этот дом придут король и кардиналы; другие бра­тья отреклись от своих признаний; отрекитесь от своих и передайте эти таблички тому, кто их принес».

Следовательно, дело как будто происходило так: в пер­вое время Жак де Моле, по собственной инициативе или под влиянием более или менее умелых «внушений» ко­ролевских агентов (грозивших пыткой и обещавших про­щение), признал некоторые заблуждения, безобидные на его взгляд


назад далее
Навигация