рассказ об этом дне, который некоторые из них датируют понедельником после Григорьева дня (то есть 18 марта), а Бернар Ги, более достойный доверия, — понедельником перед Гри­горьевым днем (то есть 11 марта). Если верить Нанжи, четверо сановников сначала подтвердили свои показа­ния. Можно задаться вопросом, были ли эти новые при­знания сделаны в тот же день, 11 марта, или скорей днем либо двумя ранее, поскольку посланцы папы приняли меры предосторожности, прежде чем вынести приговор? Если так, может возникнуть также вопрос, заставляли ли кардиналы четверых тамплиеров повторить прежние показания или же довольствовались напоминанием фак­тов, в ходе которого обвиняемые только молчали, что кардиналы и присутствующие воспринимали как со­гласие. Понял ли тогда Жак де Моле, что ждать ему больше нечего и лучше промолчать в надежде на мягкое наказание? Или он ожидал, что начнется настоящий процесс, на который он рассчитывал, чтобы заговорить?

Но утром в понедельник 11 марта процесс в правильной и надлежащей форме не начался. Собравшись на папер­ти собора Парижской Богоматери, присутствующие, как и тамплиеры, выведенные на помост, услышали, как по­сланные папой кардиналы произнесли свой приговор — пожизненное заключение. Тогда великий магистр воз­мутился, вслед за ним — Жоффруа де Шарне, а Гуго де Перо и Жоффруа де Гонневиль промолчали. Каждый знал, что делает; каждый знал, что его ждет: великого магистра и Шарне — костер, Перо и Гонневиля — по­жизненное заключение.


назад далее
Навигация