времена христиане тоже насильно крестили по­коренные народы, то в первые три столетия христианскую веру во всей Римской империи принимали добровольно. Поэтому со времени первых набегов сарацин во главе с пророком Мухаммедом враждебность христиан к исламу была вызвана реальными жизненными обстоятельствами — необ­ходимостью защищать христианский мир и освобождать за­хваченные мусульманами земли, которые по праву принадле­жали христианам. Именно отсюда берет свое начало испан­ская Реконкиста, призыв Урбана II к европейским католикам помочь православным братьям-христианам после поражения византийцев в битве под Манцикертом, а также воззвание Умбера Романского в следующем веке. Этот доминиканский священник четко сформулировал идейно-политическую ос­нову крестовых походов: «...Агрессивный ислам распростра­нился по владениям христианских государей, а посему хрис­тианское воинство не только имеет право, но обязано оста­новить исламскую экспансию и вернуть земли, захваченные мусульманами». Идея, что человек, подвергшийся насилию, становится мучеником, сама по себе не нова, однако с конца VIII века именно этот постулат стал главным во всем запад­ном христианстве.

Почему же тогда при наличии немалого числа канонизи­рованных католической церковью госпитальеров нет ни од­ного святого среди тамплиеров? Отчасти это можно объяс­нить стремлением самих рыцарей оставаться в тени, но в большей степени тем, что сама церковь была одним из глав­ных инициаторов расформирования их ордена. Окончатель­ная ликвидация ордена и мученическая смерть многих его членов были делом рук не мусульман, а папской инквизи­ции, выполнявшей политический заказ «христианнейшего» короля Филиппа Красивого. Более чем двухвековая жизнь ордена Храма почти полностью совпадает с тем историче­ским периодом, когда папство провозгласило своей целью господство над миром. К чести ордена, надо сказать, что там­плиеры, имея многонациональный состав, никогда не уча­ствовали в папских баталиях за мировое господство с его глав­ными противниками — германскими императорами.

Но римские понтифики, охваченные вселенскими амби­циями, пропустили важный момент, когда на политическую арену вышли мощные национальные государства со своими интересами. Опасность со стороны того же Фридриха II Го-генштауфена была достаточно очевидна. Но кто мог предви­деть, что внук самого Людовика Святого направит свои уси­лия против Папской курии?! Человек, чье религиозное рве­ние подчас шло во вред его интересам как монарха! Бонифа­ций VIII, восседая в юбилейном 1300 году на троне императора Константина, открыто продемонстрировал грандиозность папских амбиций. А всего через несколько лет сменивший его Климент V (под давлением того же Филиппа) обличал Бонифация как бездарно растратившего «моральный и ду­ховный авторитет церковной власти, который его предше­ственники в Европе собирали на протяжении долгих веков — по крупицам, неустанно, энергично и с перспективой на бу­дущее».

Два столетия спустя английский король Генрих VIII ре­шительно взялся за ликвидацию монастырей — так до него во Франции Филипп IV расправился с тамплиерами. За ним тоже стояли политические интересы новых сословий, появив­шихся на общественной арене, но в отличие от французско­го коллеги Генрих не сумел подчинить папу своей воле, и тогда он отказался признавать авторитет Святого престола. Подобно деятелям эпохи Просвещения, английские либераль­ные историки усматривают в этом факте признаки становле­ния национального английского государства. В результате Реформации, охватившей Англию, Шотландию и континен­тальную Европу, единый христианский мир, который так долго и упорно пытались сохранить римские наследники свя­того Петра, был раздроблен на части. Французская револю­ция 1789 года нанесла еще более мощный удар по католиче­ской церкви и практически разрушила ее, в буквальном смыс­ле оставив после себя руины таких монастырей, как Цито и Молесмо, и превратив монастырь Клерво в тюрьму. То, что не удалось когда-то Гильому Ногаре, сумел исполнить На­полеон. Захватив в плен римского папу, он приволок его в Париж и заставил присутствовать на торжественной корона­ции в соборе Нотр-Дам, где предприимчивый корсиканец сам возложил себе на голову императорскую корону. Эта процедура положила символический конец власти викария Христа — он был вынужден подчиниться грубой силе.

Европейская история давно вышла за рамки христиан­ства и развивается по современным законам. А вот какая из чаш страданий, перенесенных человечеством, перетянет — Средние века, с их крестовыми походами, инквизицией и религиозными войнами, или времена более поздние, с кро­вопролитными войнами, ГУЛАГом и концентрационными лагерями, — пусть каждый решает сам.


назад далее

Навигация