Многие язычники и еретики отрицали божественную сущность Иисуса Христа, но соглашались с тем, что он был пророком и святым. Тамплиеры же не только отрицали Его божественную сущность, но и называли Его лжепророком. Перед лицом страшной опасности архиепископ призывал действовать как можно скорее, пока ересь эта не распространилась повсеместно, подобно арианству, которое начиналось в Александрии с крохотной искорки, вовремя не загашенной и разгоревшейся большим пожаром. Вслед за Аселеном выступал Эджидио Колонна, архиепископ Буржа, а также представители других сословий: один из баронов короля, представлявший Париж и говоривший по-французски, и депутат от горожан Тулузы и Монпелье, говоривший на юго-западном диалекте лангедок. Кольцо осаждавших сжималось, однако папа стоял на своем. Теперь была его очередь выступать. Подкрепляя свои суждения цитатами из книг пророков Амоса и Мала-хии и соглашаясь с тем, что всем служителям церкви, а особенно папе, надлежит ненавидеть зло и любить добродетель, он, однако, заявил, что во всем, даже и в этом, необходимо действовать по справедливости. До своего избрания он мало знал о жизни ордена тамплиеров, ибо редко кто из дворян в его родных местах вступал в этот орден. Но впоследствии ему пришлось лично узнать многих тамплиеров, и он ценил их очень высоко. И все же, окажись они действительно виновны в названных преступлениях, все эти люди станут ему ненавистны. Как только предъявленные ордену обвинения будут ему, папе, доказаны, он немедленно начнет против них процесс и сам станет их судией. И тогда он и кардиналы станут действовать быстро и решительно, «однако же не поспешно, а по зрелом и здравом размышлении», как и велит им Святая церковь. Папа сказал все это на латыни и затем повторил по-французски, чтобы поняли все. Он заметил также, что гораздо реже, чем то утверждает Плезиан, встречался с королем Филиппом. Они действительно обсуждали вопрос о тамплиерах в Лионе, однако тогда папа никак не мог поверить обвинениям по адресу ордена, а в Пуатье даже вспомнить не мог, что говорил при встрече в Лионе. Одно он знал точно: он никогда не посылал королю писем, в которых санкционировались бы аресты тамплиеров.

Да, он занимает высочайший пост главы церкви, основанной на крови Иисуса Христа и на крови его апостолов, но вместе с возведением на столь высокий пост, облачением в драгоценные одежды и вручением ему прочих атрибутов власти первосвященника на плечи его возложена тяжкая ноша. У него и в мыслях не было подозревать французского короля в алчности, тем более что, «согласно высказанному от имени короля предложению», имущество тамплиеров Филипп IV присваивать вовсе не собирался, а «считал, что его следует передать в распоряжение церкви и направить полученные средства в помощь Святой Земле». Жан Бургонь, сухо отмечая, как умело папа обратил заявление Плезиана в свою пользу, пишет: «Этого „в распоряжение церкви" господин Гийом де Плезиан даже не произносил». Папа сказал далее, что непременно вскоре сам займется этим делом и даст сорокадневную индульгенцию любому, кто пять раз в день прочтет «Pater noster» и семь раз «Ave Maria», лишь бы Господь был милостив к нему, папе, в этих начинаниях и помог ему завершить дело достойным Его образом56.

Итак, эффектная словесная атака Плезиана потерпела неудачу. 14 июня ему пришлось снова выступить с длинной речью, и на этот раз тон его выступления был откровенно угрожающим. Уже первые слова звучали зловеще: «Наисвятейший папа, тебе известны слова Господа нашего, Повелителя и Создателя, ни разу не согрешившего: „Кто упрекнет меня во грехе?". Он изрек, обращаясь к евреям Изрек это апостол Павел в Послании к Евреям., эти слова как пример для своих наместников в церкви Господней. Ведь всякий первосвященник, из челове-ков избираемый, для человеков поставляется на служение Богу, чтобы приносить дары и жертвы за грехи, могущий снисходить невежествующим и заблуждающимся; потому что и сам оболожен немощью, и посему он должен как за народ, так и за себя приносить жертвы о грехах. И никто сам собою не приемлет этой чести, но призываемый Богом» Евр. 5.. Однако порой главы церкви «с презрением, а не со смирением приемлют любой совет касательно своего поведения от людей более низкого звания», если совет этот препятствует возникновению громкого скандала, ибо известно, что «Господь узнает истину именно благодаря людям маленьким… и это даже на пользу великим мира сего».

Итак, Плезиан снова подошел к центральной теме. «Ропот возмущения достигает ушей Господних, а также ушей того, кто является его наместником на земле: пора уже отделить зерна от плевел, а плевелы затем собрать и предать огню». Король первым предпринял активные действия в защиту Святой церкви «не как обвинитель, ниспровергатель или подстрекатель, но как посланец Божий, борец за чистоту католической веры и закона Божьего». Многие предлагали ему действовать независимо от церкви, дабы, согласно «заповедям Господним», «искоренить зло, творимое тамплиерами», однако он, как почтительный сын, обращается к папе римскому с тремя просьбами. Во-первых, осторожно дать совет прелатам Франции и других государств начать следствие против тамплиеров в своих диоцезах; во-вторых, возобновить инквизиционное расследование и, в-третьих, исторгнуть именем Господа из лона Святой церкви орден тамплиеров, который на самом деле правильнее было бы называть презренной сектой.

Ответ на эти просьбы папа дал лишь в самых общих чертах, ничего конкретно не провозглашая и не заявляя, а потому, «естественно, души присутствовавших были весьма смущены, бреди людей послышался ропот», ибо кое-кто подозревал, что папа желает защитить тамплиеров, а другие, увидев, что папа отвечает «как бы в сомнении», и сами стали сомневаться в виновности членов этого ордена, хотя преступления их всем совершенно очевидны. А потому, чтобы избежать скандала и доказать свою любовь к справедливости и добродетели, папе следует действовать более решительно, ибо дьявол исподтишка «уже отнял (у папы) агнцев-тамплиеров, обратив их в волков», а теперь попытается выкрасть и тех, кто еще остался в стаде. «Недопустимо, чтобы этот вор застал тебя спящим!»

Если же папа действовать не будет, тогда народы и их правители станут действовать вместо него, ибо все они живут лишь католической верой и любая попытка отречься от нее или ее извратить есть покушение на жизнь их, смысл ее и цель. «А потому, если правой руки, руки церкви, не будет достаточно для защиты ее святого тела, то разве нельзя поднять и левую руку, то есть светское право, на его защиту?» Ну а если обе руки окажутся недостаточно сильны, на защиту веры встанет весь народ, и тогда «ты, наисвятейший отче, уступишь другим славу в деле служения Господу, что было бы для тебя постыдно».

Далее Плезиан остановился на втором вопросе, вызвавшем очередное «смятение чувств» у французского народа: на отсрочках следствия по делу тамплиеров, в результате которых папу можно было практически обвинить как пособника (fautor) еретиков и преступников. Здесь Плезиан проводит параллель с византийским императором Анастасием, который, хоть и был неплохим правителем, все же был отвергнут Господом и церковью как fautor ереси, ибо скорее поддерживал монофизитов, а не боролся с ними. Плезиан цитирует «Откровение Иоанна Богослова»: «О, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» Откр. 3:15-16.. Новая отсрочка, утверждал Плезиан, вызовет еще большее смущение душ, ибо теперь о ереси тамплиеров известно всем, и она может получить широкое распространение. Души наиболее слабых уже и без того поколеблены в вере, да и внутри самой церкви нет должного порядка. Преступления тамплиеров очевидны, так что правосудие должно свершиться безотлагательно. И нет необходимости беспокоиться на тот счет, как именно были выявлены эти преступления — светскими лицами или Святой инквизицией. «Все, кому это небезразлично, призваны на защиту истинной веры».

Перед лицом подобной и всем очевидной угрозы король имеет полное право действовать самостоятельно. А папа может остаться в полной изоляции, если французское духовенство откажет ему в своей поддержке. Мало того, король может даже обвинить папу как пособника (fautor) еретиков и способствовать лишению его власти первосвященника, если он не будет соответствовать своему высокому посту. Тем более, что преступления тамплиеров уже доказаны, и теперь не важно, кто именно санкционировал карательную акцию в самом начале. Таким образом, король уже не притворялся, что аресты производились в согласии с папой римским, и решил отстаивать ту точку зрения, что имеет право на самостоятельные действия, если ересь угрожает всему христианскому сообществу. Даже век спустя подобная точка зрения, если ее довести до логического конца, являла бы собой весьма радикальную позицию в отношении церковных властей, а в 1308 г. ее вряд ли поддержала бы даже наиболее образованная часть населения. Но в таком случае вряд ли и сам Филипп серьезно разделял это мнение; любой подданный короля, вырази он подобную точку зрения в отношении монархии, получил бы у Филиппа не слишком теплый прием. Более того, если король действительно считал, что Климент«не соответствует своему посту, то зачем он задавал свои знаменитые вопросы магистрам богословия, поддерживал антипапскую пропаганду и созывал себе в помощь Генеральные штаты? Зачем ему вообще нужно было ехать в Пуатье и что-то обсуждать с исполненным сомнении напои римским, если позиции последнего были настолько слабы? К тому же и в заключительной речи Плезиана звучат нотки отчаяния по поводу неудачных попыток поколебать заупрямившегося Климента V.

Затем последовал обмен мнениями между папой и Плезианом. Климент, несмотря на наскоки Плезиана, отстаивал традиционную точку зрения: церковники не могут быть судимы светским судом, и приговор можно выносить лишь по зрелом размышлении. Плезиан парировал тем, что такие еретики, как тамплиеры, ничтожнее даже евреев или сарацин, так что любой христианин вправе подвергнуть их смертной казни. Папа согласился, что христианам позволено ненавидеть еретиков и чураться их, но права убивать их они не имеют, пока их не призовет к этому церковь или же пока еретики не пойдут на христиан войной. Более того, даже если французские тамплиеры действительно окажутся еретиками, то все равно нельзя из-за этого обвинить в ереси весь орден. Иными словами, Климент вернулся к исходной позиции: он не может принять окончательного решения, пока ему не передадут всех тамплиеров и все имущество ордена. Далее, если будет доказана их невиновность, он их освободит, если же нет, их будет судить церковный суд. Королю пришлось сказать, что ему необходимо переговорить со своими советниками и ответ он даст вскорости.


назад далее