себе в рабыни девушек белой и коричневой расы, причем называли их своими законными женами, совершив какой-то нелепый обряд, и бросая их при первом желании заменить их другими девушками, с которыми тоже совершали шутовской обряд квази-венчания, а потом бросали и тех, опять-таки совершая перед этим бросанием какой-то другой нелепый обряд. Невероятно развратны были чёрные, и ненависть и вражда к ним накоплялись в рядах женщин. Чёрные были безусловными атеистами; они, благодаря своеобразному устройству своих мозгов, не могли понять убедительности довода коричневых, которые говорили, что ничтожная по величине инфузория, живущая в атоме, находящемся в числе мириад других атомов в теле любого обитателя страны, нами описываемой, может на таком же основании отрицать существование человека, в котором она живет. Ввиду этого они верили, что их бог абсолютно непознаваем, как человек непознаваем для инфузории.

Белые, ссылаясь на то, что вполне непознаваемый не мог не захотеть быть познанным хотя бы отчасти теми, кто знают о его существовании, утверждали, что Бог постижим до некоторой степени… Но мы встретили в этой стране таких людей, в телах которых мы ясно видели гнездящихся там злобных животных какого-то иного мира, все чистое загрязняющих и разлагающих. Чёрные гордились той жестокостью, которая была им присуща, и не боролись со злыми животными, в них живущими. Они не видели их. А мы видели как выползали из них облики этих гадких животных и включали в себя чёрных, как включаются в живой организм его пассивные части. Чёрные жили в ослепительной роскоши и великолепии, и неумело скрывали эту роскошь от коричневых и белых. Их рабыни-женщины разбалтывали о ней, а их заявления, что они тратят на себя очень мало, вызывали злой смех освободившихся от гипноза коричневых и белых. Плохо чувствовали себя коричневые и белые, и даже те чёрные, которых не сделали тупоумными внедрившиеся в них твари.

«Не правда ли, Карла: очень волнуются и коричневые, и белые, и чёрные? Выйди в аллею и спроси, что это значит?» — «Я не вполне поняла их: они говорят, что пришел Он, а кто это, я не поняла». Мы вышли из дома и подошли к тому, о котором говорили. Он был высокого роста, походил на белого, но меня поразили его громадные голубые глаза, удивил гармоничный голос пришельца. Вплотную подойдя к нему стояли чёрные, вежливо давшие нам место в своих рядах. За ними стояли белые и коричневые, и все слушали его слова. Я не могу повторить слов пришельца. Скажу только: некоторые из основных положений, которые он проповедовал, поразили меня.

Он говорил: «Смешны и бессмысленны все те внешние приличия, которые подчеркивают наблюдаемое среди людей неравенство. Люди не тождественны. И от резких различий зависть и вражда получаются. Надо пожалеть враждующих и завидующих, но не менее жалеть и тех, кто зависть и вражду внушают. Как нелепа, как глупа их жизнь!

Слушайте, что я скажу вам. Если кто-либо чем-либо выше другого — умом, красотой, знанием, богатством или чем-либо другим, — пусть он не показывает своего превосходства


назад далее
Навигация