«Да, конечно. Но не ошибаешься ли ты, давая Ему такое определение? Попробуем прислушаться к голосам, хотя бы из низов несущимся. Слышите? Что за ужасные вопли! Что за страдальческие крики! Что за отчаяние в мире, хотя бы на землях сущем — в мире, который миром грязных лярв называется. Да и в других мирах меня оглушают крики, ужасают те страдания, которые исторгают их. Можно ли сказать „всеблаг“ о том, который одним словом мог бы все страдания уничтожить?»

«Правда! Если даже допустить, что страдания нужны для того, чтобы одумались согрешившие существа, то Он, Всемогущий, мог бы без страданий заставить одуматься и вовремя остановиться тех, кого толкают на грех обстоятельства жизни».

«Если Он — „всеблаг“, то почему неравенство в условиях существования духов? Ведь то неравенство, которое мы всюду наблюдаем — зло; как же мог его создать „всеблагой“»?

«Но зло могло быть нужным для того, чтобы добро явилось. Правда, можно бы было ограничиться наличностью разных степеней добра. Быть может зло нужно для всеблагих целей, потому что люди, не познав зла, сравнялись бы со стихиями и делали бы ненужное… В пустяках их жизнь растворилась бы, ибо отсутствие зла, того зла, с которым борются лучшие из них, всех бы их приглушило, сделав постоянно пассивными».

«Неужели вы не видите, что ваш Бог ничего не стоит, что Он просто комар — у Него маленькое туловище, шесть ножек, два прозрачных крылышка, хоботок… Да ведь вы знаете комара земли. Бог — комар!»

«Сестра, я, как мне кажется, понимаю тебя. Все определения, которые мы прилагаем к Великому Богу, не имеют к Нему ни малейшего отношения. Он непостижим и совсем другого порядка. Не существо Он».

«Да. Не о Великом Боге говорили мы, стараясь дать Ему определение. Мы только свои свойства перечисляли, прибавив к ним те слова, которые придавали этим понятиям превосходную степень».

«О чем-то невыразимо низшем, чем Великий Бог, говорили мы, и это тем глупее, что в какой степени ни бери человеческие чувства — они человеческими и останутся или совсем исчезнут, то есть, останутся не в превосходной степени».

«Нету Него, Бога Великого, ни одного нашего или схожего с нашим чувства и качества. Вообще, нелепо духоморфизировать Его и, тем более, антропоморфизировать. У нас нет слов, корни которых не были бы тесно связаны с нами. Значит, нет слов, которые были бы связаны с Ним!»

«О Нем нельзя дать понятие. И все понятия, будь это понятия Индии, Египта, Крита, Персии, Атлантиды и прочие, говорят не о Нем, а о какой-либо твари Его в бесконечностях сущей».

«А все лее есть для Него определение, но исключительно отрицательное. Он, прежде всего, — не-сущий, а потому не мощен для нас. Мы отделены от Него, как будто мы не Его творение. Но когда-нибудь, в результате подъемов почти бесконечных, частью Его станем, и это для того, чтобы, оторвавшись от Него, снова идти в верха…»

«Скажи, не пожелал ли Он в тварях разлиться, создав себе мирну оболочек и подъем с нею? И разлившись — Он целым остался, ибо что бы ни взять от Бесконечности, хотя бы всю Бесконечность, она Бесконечностью останется. А потому все эти страдания — не наши, а Его. Это Он страдает!»


назад далее
Навигация