— Горе нам, — раздался голос из толпы, — если прольется праведная кровь!
Потрясенные Жакоб и Эрек возвратились к Гофриду. Они должны были его кормить, заботиться о нем.
— Слушай, Гофрид… — то и дело начинали они, но, всхлипывая, умолкали, так как он ничего уже не понимал.
Наступил вечер. Жакоб и Эрек устремились к берегу Сены. На набережной в ожидании столпилось много народу. Мост, ведущий на королевский остров, был перегорожен. Королевский замок с Еврейской косой связывали узенькие мостки. Они заканчивались рядом с костром.
— Эй, — закричали какие-то люди, — вы, кажется, корабельщики? Не могли бы вы подвезти нас по реке чуть поближе, чтобы лучше было видно это представление? За хорошие деньги, разумеется!
— За хорошие деньги! — машинально повторил Жакоб. Его трясло.
Зазвонили колокола Нотр-Дама, двинулась вперед процессия инквизиторов. На балкон замка вышел король. Среди ликования толпы он стоял неподвижно, как статуя.
Палач привел Великого магистра.
По соседству с Жакобом и Эреком оказался человек с серьезным холодным лицом. Он не высказывался ни за тамплиеров, ни против них, а только наблюдал. Этот человек был историк Готфрид Парижский. Он запечатлел последние мгновения из жизни последнего Великого магистра:
«Как только Великий магистр увидел разгоревшийся костер, он без промедления разделся. Я сообщаю то, что сам видел: в одной нижней рубахе он шел к костру уверенными шагами и со спокойствием на лице. Ему хотели сковать руки, чтобы привязать к столбу, когда он взойдет на костер. Он же сердечно попросил:
— Господа, оставьте мои руки свободными, чтобы я мог их сложить, вознося последнюю молитву Господу моему. Настал миг, когда я должен умереть. Одному Господу известно, какая несправедливость здесь совершается! Вы же, господа, знайте, что те, кто преследовал нас здесь, на земле, подвергнутся мучениям из-за нас там, в потустороннем мире. Не имея ни малейшего сомнения в этом, я умираю. Поверните же меня теперь лицом к Деве Марии, которая родила Спасителя нашего. Она присутствовала при рождении нашего ордена и охраняла его чистоту.
Его повернули лицом к собору.
Покуда Жакоб де Молэ не ощущал пламени, он продолжал выступать в защиту своего ордена. Толпу обуяли ужас и изумление.
Смерть подступила к нему столь незаметно, что все сочли это чудом».
В ту ночь к Еврейской косе тайно причаливали лодки. Из них выходили люди, и каждый забирал себе горстку пепла из кострища. Что касается Жакоба и Эрека, то они не спали до утра, ухаживая за больным.
назад далее