Ночью Эсташ начал бредить. Зубы его стучали в лихорадке.
— Карбункул! — стонал он, — разве ты его не видишь? Он парит надо мной и над тобой! Пьер! — кричал он, — Пьер!
Затем он снова успокоился и, стуча зубами, натянул шкуру, расстеленную Пьером, до самого рта. После этого в бреду Эсташ вел бессвязные речи о костре и маленьком рыжем человеке и жалобно хныкал.
— Тайно, тайно спрятан, — слышал Пьер его шепот, — спрятан в болоте… нет, нет, рядом с храмом… он сияет! Пьер! Пьер!.. Ах, теперь он исчез.
Обессилев, Эсташ снова заснул.
Рыцари, которые остались здоровы, качали головами и озабоченно смотрели на него.
— Нам остался еще один день до Крита, — сказал господин д'Альдемар на своем непривычном провансальском диалекте, — и еще одна ночь.
Но что он мог ожидать от этого острова, — где был запланирован лишь краткий отдых по пути в Яффу? Возможно, он сказал это ради утешения, но утешать тут было нечем. Капитан приказал вылить в море оставшуюся питьевую воду, а на острове набрал новую. Больные, которые были достаточно крепки, медленно поправлялись. Те, у которых совсем не осталось сил из-за болезни, умирали, и их хоронили в море, читая над ними молитвы.
Пьер сидел, обняв Эсташа, и поил его козьим молоком. Жар ослаб, но Эсташ как-то странно изменился. Его лицо стало желтовато-бледным, как у старика. А когда он открывал глаза, они смотрели совсем уныло. Но самым большим изменением было то, что он совсем перестал разговаривать. Он ничего не отвечал на все вопросы Пьера, и наконец ошеломленный Пьер понял, что, не смотря выздоровление говорить Эсташ больше не может. Пьер склонился над мальчиком и рыдал.
Эдюс же, поняв, что произошло с Эсташем, шевелил бледными губами и произносил слово «карбункул». Он полагал, что в этом слове заключена великая тайна, вызвавшая болезнь у Эсташа и лишившая его дара речи.
Медленно, под песнопения корабль входил в порт Яффы, уставленный лесом рей. В час прилива капитан приказал спустить паруса, он сам стал звонить в колокол и запел благодарственную песню, которую подтянули все голоса. Паломники благодарили Господа за то, что Он дал им увидеть цель их путешествия. То, что некоторые из них умерли в пути, больше не имело особого значения. Кто знает, не предстоит ли им самим погибнуть во время этого великого паломничества? На все воля Божья… Только Пьер не принимал участия в этом ликовании. Он опечаленно смотрел на Эсташа, сидевшего на тюке и бессмысленно уставившегося в палубу.
По приказу капитана первыми сойти с корабля должны были те, у кого не имелось лошадей и ослов, он велел каждому сложить свой багаж на причал, где его можно было оставить под присмотром сторожа.
— Последними выводите лошадей, без поклажи, их нужно вывести на часовую прогулку, и только потом можно будет нагрузить. У них затекли ноги от долгого стояния на корабле.
назад далее