Там, где страдания
Высоко в горах, в конце Севеннской равнины, за высокой стеной был расположен дом для прокаженных тамплиеров. Приближаясь к нему, Альфонс в испуге прислушивался. Неужели там не слышно стонов, неужели оттуда не доносились траурные песни, трогавшие его на Востоке до глубины души?
Ворота открыл монах, взявший у них лошадей. В глубоком потрясении Альфонс смотрел на его забинтованные пальцы: они были страшно короткие! Может быть, у него и пальцев ног уже не было? У Альфонса кружилась голова. Походка слуги, который отвел коней, была такая странная и шаткая.
Но монах уже возвращался из конюшни, что-то насвистывая:
— Показать вам здание, прежде чем комтур поговорит с вами?
Они последовали за ним в комнату, обставленную грубыми деревянными столами и скамейками.
— Это наш дворец! — с гордостью сказал монах. — Эти столы и скамьи изготовлены только больными, — он показал на дверь: — Теперь проходите сюда, здесь вход на кухню.
Кухня оказалась большая, вторая дверь в ней вела во двор.
— Здесь очаг для приготовления мяса, а там — для супа. Этот, с противоположной стороны, согревает комнату для тяжелобольных. Смотрите, вот сквозь стену проходит желоб для воды, зачем он нужен, вы еще увидите. В комнату к тяжелобольным прямо из кухни не попасть, для этого необходимо сначала выйти на улицу. Еду для тяжелобольных мы подаем через вот это окошко, благодаря ему не приходится переносить пищу через двор, охлаждая ее, что не на пользу нашим братьям.
Альфонс с трудом глотал воздух пересохшим ртом — тяжелобольные! Он живо представил себе, как они корчатся на своих кроватях или ползают по полу. Запах гниющей плоти наполнял воздух. Суетились санитары, они меняли повязки, клали под убогие тела набитые сеном тюфяки и грузили загрязненное сено на тачки. Другие промывали гнойные повязки в тазу, в который вода поступала через желоб из кухни: стоило вынуть из стены затычку, горячая вода текла в корыто. Некоторые из больных сидели на постелях, молясь, подняв кверху ничего не видящие глаза. Многие стонали. Альфонс боялся упасть в обморок. Он еще не знал, сколько лет ему суждено провести в комнате для тех, у кого болезнь протекала в легкой форме. Его болезнь прогрессировала медленно.
Несколько лет Альфонс занимался земледелием, делал упряжь для волов, пилил дрова, нарезал деревянные стержни и костяшки для счетов, насколько ему позволяли больные пальцы, а кроме того плел изделия из соломы и веники из дрока. За работой у него, как и у других больных, пропадали все печали; больные не раз говорили ему: «Будь мы на Востоке, мы, скорее всего, уже умерли бы».
В первые же дни он обзавелся другом по имени Жан, с которым быстро нашел общий язык.
В ясный осенний день их послали на соседний плоский холм собирать колосья. После работы они присеяли под кустом можжевельника; друзья ели лепешки и пили разбавленное кислое молоко. Было еще светло, и они не спешили возвращаться.
Положив подбородки на высоко поднятые колени, они глядели в даль, где пересекались линии куполообразных горных вершин
назад далее