Филипп не был некрасив, но его портила беспокойная мимика, к тому же руки его все время суетливо двигались.

— Ты обучился ремеслу писаря? — спросила Анна напрямую.

— Ремеслу писаря? — повторил он вопрос Анны, посмотрев на девочек, — Ремеслу писаря? — взгляд его впился в Марию. До чего же своеобразное и прекрасное лицо у этой девушки! Узкий нос, тонко очерченные брови и эта стройная шея! Оценивающим взглядом Филипп окинул всю ее фигуру. — Ремеслу писаря? — еще раз переспросил он, скривив презрительно губы. — Разве я домосед, который ничего не может делать своими руками, кроме как держать гусиное перо? — он протянул руки к Марии и сжал их в кулаки так судорожно, что побелели костяшки пальцев. — Вот где сила! — начал хвастаться он. — Вы, наверное, в это не верите!

— Ты принес нам масло, — сказала Анна, чтобы перевести разговор на что-нибудь другое, — и мы за это благодарим твою мать.

Она встала, и что-то принесла из комнаты.

— Вот, возьми кусок копченого мяса и отнеси своим родителям, чтобы они не обиделись на нашу неблагодарность.

Но Филипп отказался, широко растопырив руки.

— Я не возьму! — и повторил — Этого мяса я не возьму, тетя! Если же мне вдруг что-нибудь понадобится, я сообщу тебе об этом.

Не отрываясь, он смотрел на Марию, которая медленно покраснела до корней волос.

Анна встала.

— Племянник, — сказала она обескровленными губами, — передай от нас привет родителям. Я очень благодарна твоей матери.

Твердыми шагами она подошла к двери, широко распахнула ее и стояла на пороге, пока Филипп не покинул дом.

Прошло много времени, прежде чем три женщины вышли из состояния оцепенения. Молча они вынули лучину из подставки и перенесли ее в комнату. Они долго не могли уснуть, ворочаясь и глядя в темноту, мучимые неясными, тревожными мыслями.

Несколько дней спустя после посещения Филиппа в Лионе вспыхнул пожар, опустошивший четверть города. Спасти домик Анны также не удалось. Девочки смотрели на пылающие балки и плакали: они теряли кров, под которым им жилось уютно и спокойно. Рене, помогавший при тушении пожара, взял Анну с дочерьми к себе в дом.

Они переселились в чердачную комнату, как и вначале, и снова оказались без имущества. Но теперь все было по-иному.

Жан сидел у очага, пуская слюни, и больше не понимал обращенных к нему слов. Место хозяина теперь занял Рене, который стал еще более замкнутым. Лишь иногда он печально глядел на Марию.

Угрюмый Филипп сидел рядом с Рене на длинной стороне стола. Тетя же заняла торец, как хищная птица — свое гнездо. Мария сидела напротив Филиппа.

Шутника Андре с ними не было, он жил в Шартре, женившись на дочери каменотеса. Лишь старый морщинистый слуга был приветлив, как прежде.


назад далее
Навигация