В день собрания все братья сходились в зале капитула. При входе они осеняли себя крестным знамением во имя Отца и Сына и Святого Духа. Обычно при входе в зал все снимали головные уборы, кроме плешивых, которые боялись застудить голову, поэтому им разрешалось оставить облегающий голову чепец и колпак, которые были предусмотрены Уставом. Затем братья стоя произносили «Отче наш», а потом занимали места по чину — в зависимости от того, являлись они рыцарями или братьями-служителями, заслуженными членами Ордена, членами со стажем или новичками. Когда все братья оказывались на местах, председательствующий на капитуле (командор, или тот, кто его замещал, или же инспектор Ордена, прибывший с визитом) открывал собрание в следующих выражениях:
— Прекрасные сеньоры, братья, встаньте и восславьте Господа нашего, чтобы его святое милосердие было с нами.
В ответ на этот призыв председателя каждый прочитывал «Отче наш». Затем, если это еще не было сделано, двери запирали на замок, чтобы никто из посторонних не мог услышать и узнать, о чем здесь говорится. Такая предосторожность была оправдана: она вызывалась озабоченностью, даже опасением причинить Ордену ущерб со стороны слуг и оруженосцев, которые являлись мирянами и могли проведать об ошибках, допущенных рыцарями, и о выговорах, которых они удостоились со стороны председателя капитула, — то есть о доносах и упреках, которыми они постоянно взаимно обменивались, причем не всегда обоснованно и часто несправедливо, ибо не всегда же эти монахи-воины оставались агнцами!
Председатель начинал заседание капитула с проповеди. В меру своих сил он старался импровизировать. Можно полагать — учитывая, что читавший проповедь был старым солдатом, — он не блистал красноречием, и его речь сводилась к призыву, обращенному к братии, признать свои прегрешения. С этого момента никто из присутствующих не мог покинуть своего места без разрешения. Каждый, перед тем как войти в зал капитула, старался припомнить все допущенные им промахи. Если за истекший период он получал выговоры от своих товарищей, то теперь должен был публично сознаться во всем этом.
Один из тамплиеров вставал, покидал свое место, приветствовал председательствующего и совершал перед ним несколько коленопреклонений. Он должен был держать себя сейчас, как на исповеди, смиренно и покорно.
— Прекрасный сир, — говорил он, — я прошу прощения (молю о милости) у Бога и Приснодевы Марии, у вас и у братии за свое прегрешение…
Было недостаточно назвать и перечислить грехи, которые человек ставил себе в упрек, требовалось «поведать» о них, то есть указать точные
назад далее