Во всем этом присутствует лишь общая формулировка, за которой не следовало действия, и просто возникает искушение поверить в некий грубый розыгрыш, шутку дурного вкуса, которые часто можно встретить в казарме. Так как брат Жеро де Кос вспоминает, однако, что во времена магистра Тома Берара трое братьев, совершивших подобный грех, были посажены в тюрьму. То есть мужеложство, все-таки, в ордене было наказуемо.

То, что индивидуальные случаи содомского греха имели место, вряд ли можно было бы оспаривать. Удивительно, если бы было иначе в мужском коллективе. Наиболее точным примером, безусловно, является следующая история, пересказанная братом Гишаром де Марсийяком, которая послужила единственным основанием всему этому важнейшему обвинению:

«Мессир Гуго де Маршан из лионской епархии, который являлся мне родственником, по моему ходатайству был принят в Храм в Тулузе… Братья привели его в мою спальню; они заперли дверь изнутри как можно надежнее… Они заперлись с Гуго так надолго, что всем тем, кто ждал снаружи, стало противно. Затем они открыли дверь в спальню и привели Гуго ко мне… он был совершенно бледный, потрясенный и подавленный… На следующий день Гуго привели в мой дом в Тулузе. Я попытался расспросить его с глазу на глаз. Он мне ответил: «Никогда больше я не смогу ни радоваться, ни жить в мире с самим собой». В дальнейшем, много раз я спрашивал его о причине смятения, никогда он не захотел мне в этом признаться».

Свидетель добавляет, что Гуго де Маршан до конца своих дней находился в отчаянии из-за этого и заказал себе печать с надписью «Печать погибшего Гуго».

Однако, из всех выслушанных тамплиеров, только двое признались в том, что совершали этот грех: Гильом де Варнаж и Рауль де Таверне, которые давали этому следующее объяснение: «С этим приходилось мириться из-за жаркого заморского климата». То есть речь далеко не идет о всеобщей и обязательной содомии.


назад далее
Навигация