Как же люди Церкви, которые должны были бы бояться адских наказаний, согласились оклеветать себя и осмелились признаться в этом публично? Замечание, безусловно, способное ввести в замешательство. И, все-таки, признания существуют: я оставлю в своей книге только те, которые были сделаны добровольно, без угроз и не под пытками. Если мы хотим считать, что эти признания не соответствуют правде, то необходимо объяснить, в каком странном помутнении рассудка сотни людей исповедовались в тех же грехах в течение семи лет.

Можно сказать, что они пытались спасти свою жизнь. Каким же странным орденом являлось это объединение монахов-солдат, если страх смерти мог заставить их, почти всех, оклеветать самих себя и признаться в самых худших преступлениях. И при этом, у них не было мужества защитить себя, пока они были свободны, и им даже предлагали это сделать, сказав: даже под угрозой смерти я утверждаю, что все это неправда? Кто этот великий магистр, который из трусости позволил обвинить и приговорить своих братьев, не только не защитив их, но путая и деморализуя их своими собственными признаниями? Конечно, Жак де Моле, в конце концов, издаст тот вопль, которого ждали так долго, предпочтя взойти на костер за это запоздалое свидетельство. Надо объяснить семь лет признаний и молчания человека, которого не подвергали пыткам.

И, наконец, верим ли мы, что Папа согласился бы пожертвовать с легким сердцем могущественным орденом, который подчинялся только ему? Ведь Климент V, хотя и не соглашался склониться перед фактами и долго считал чудовищной клеветой обвинения, выдвинутые против тамплиеров, в конце концов, был убежден в их виновности и подписал приговор. Он вовсе не проявил слабости перед королем Франции и долго ему сопротивлялся. В тот момент, когда он подписал обвинения, ему не в чем было больше сомневаться. Прежде, чем мы попытаемся обвинить Папу в соучастии, надо внимательно исследовать его поведение во время процесса.

Следовательно, дело не такое простое, как это пытаются представить авторы учебников или посмертные защитники тамплиеров.

Безусловно, я не настолько наивен, чтобы считать, что все процессы инквизиции велись единственно из-за религиозного рвения. Обвинения, сопровождающиеся конфискацией имущества, возможно, являются подлинным мотивом многих преследований, или, как минимум, способствуют подогреванию рвения обвинителей. Став основной движущей силой крестового похода на Лангедок, конфискация широко практиковалась судами инквизиции: так, только конфискация может объяснить причину посмертных процессов, тех, что были начаты в Каркассоне против некоего Кастеля Фора, умершего двадцать два года тому назад. Но не надо впадать и в другую крайность, полагая, что все инквизиторы руководствовались одной лишь алчностью — отметим только, что усердие, должно быть, возрастало, когда выгода совпадала с защитой веры.

То же самое было и с тамплиерами


назад далее
Навигация